С 1890-х годов среди московской публики был хорошо известен русский хор Ильи Скалкина. Не меньшей популярностью пользовались принадлежавшие ему рестораны «Золотой якорь» и «Эльдорадо» в загородном тогда Петровском парке.
В шесть лет готовил и стирал
«Отец мой, крестьянин села Митино Всехсвятской волости Московского уезда Арефий Петров Скалкин занимался басонной работой», — писал Илья Скалкин в 1894 году.
Ему пришлось начать помогать семье в шестилетнем возрасте, когда умерла его мать: варить еду, стирать, присматривать за четырёхлетним братом. При этом, как и отец, Илья занимался басонной работой — мастерил декоративные кисти, витые шнуры и бахрому. Лет в четырнадцать начал петь — подпевал себе во время работы.
«Страсть к пению разрасталась с каждым днём», — вспоминал Илья Скалкин.
Впервые он спел в ресторане «Золотой якорь» во Всехсвятской роще. А вскоре поступил в один из хоров, а через несколько лет сам управлял коллективом и устраивал гастроли.
«Тяжело было бы нам, русским людям, жить без нашей родной русской песни… Вложите в неё душу, дайте воздух, дайте ей всю ширь родной Руси. Всё в ней — и грусть, и радость», — писал Скалкин.
По вечерам «Эльдорадо» был сказочно красив
Начинающим приходилось петь в дешёвых трактирах.
«Насмотрелся я на песенников, которые поют в кабаках и портерных. Не мог смотреть на пьяных, всеми силами стремился попасть в большой хор», — вспоминал Скалкин о своих первых годах в хоре.
К 40 годам сын митинского крестьянина с одним классом образования уже владел парой загородных ресторанов, вошедших в рейтинг самого Гиляровского в книге «Москва и москвичи»: «Был ещё за Тверской заставой ресторан «Эльдорадо» Скалкина». Ресторан с кафешантаном и открытой сценой оживал поздно вечером.
«Он был сказочно красив, издали сверкал и блестел огнями фонарей, лампионов. К крыльцу уже с вечера подъезжали нарядные экипажи, из них выходили расфранчённые дамы и мужчины в цилиндрах. До нас доносились звуки музыки, пение», — вспоминала о детстве на даче в Петровском парке Екатерина Бальмонт.
А в ресторан «Золотой якорь» приезжали со всей Москвы слушать скалкинский хор.
«Парлерюсь?»
В мае 1888 года Илья Скалкин впервые повёз свой хор за границу. Их пригласили в Париж для участия в пантомиме «Скобелев».
«Легко сказать, поехать в Париж с 26 человеками, — жаловался Скалкин. — Один боится, что не заплатят, придётся назад по шпалам идти, другой не может расстаться с Россией, третий кричит: что мы там будем кушать».
Но смекалистый Скалкин справился: дал денег вперёд, уговорил упрямцев, «а главное, чтобы не расставаться с родными щами и кашей, нашёл повара, который бы следил за кухней и самоваром». Не смущал Скалкина и языковой барьер. В первый же день он зашёл в парижскую булочную, не обращая внимания на крики продавщицы, прошёл за прилавок, забрал с полок 26 французских булок, а затем открыл кошелёк с золотыми монетами и предложил ей знаками взять деньги.
«Она спрашивает: «Парлерюсь?» Говорю: «Рюсь». Она повеселела и отсчитала деньги», — вспоминал Скалкин.
Сбивал шапки французским артистам
В постановке о русском генерале Скобелеве на парижском ипподроме участвовали 500 человек. По воспоминаниям Скалкина, французы, изображающие русских солдат, безобразно носили военную форму. Так что с полного одобрения директора постановки Скалкин стал обучать массовку, как надо носить русские сапоги и головной убор. Не понравилось Скалкину и то, что актёры не снимали шапки, когда по сюжету спектакля исполнялся русский гимн.
«Французам всё равно, но пантомиму-то о русских не дурак писал. Трудно французов было научить снимать шапки. И случалось, что я без церемонии сбивал шапки некоторым участвующим», — рассказывал Скалкин.
«Из Франции вернулся хор русских певцов и плясунов, управляемый г. Скалкиным. Хор в течение шести месяцев пел с большим успехом на парижском ипподроме в феерии «Скобелев», — писала петербургская газета «Новое время» в 1888 году.
— Парижан русский хор приводил в восторг. При исполнении народного гимна и «Славься!» французы вскакивали с мест и, махая шляпами и платками, кричали «Ура!».